Аркадий Гайдар - Том 4. В дни поражений и побед. Дневники
– Я из красных, попал к белым и бежал…
– К зеленым?!
– Ну да! К партизанам, – утвердительно ответил Сергей и почему-то пристально посмотрел на спрашивающего.
– А вы не коммунист? – как бы между прочим спросил тот.
И что-то странное в тоне, которым предложен был этот вопрос, почувствовалось Сергею. Он взглянул опять на ленточку, на холодно-интеллигентное лицо незнакомца и ответил, не отдавая даже себе отчета почему, отрицательно:
– Нет, не коммунист.
– Хорошо!.. Зотов, возьмешь его, значит, к себе, – проговорил он, обращаясь к одному. И добавил Сергею – Завтра я вас еще увижу, а сейчас мне некогда.
И он поспешно вышел. В комнате осталось несколько человек. Сергей сел на лавку. Несмотря на то что наконец-то он был у цели, настроение на него напало неопределенное. Все выходило не совсем так, как он себе представлял. «Глупости, – мысленно сказал он. – Чего мне надо? Право, я как-то странно веду себя. Зачем, например, соврал, что не коммунист?»
Где-то вправо в горах раздался выстрел, другой, потом затрещало несколько сразу.
– Это кто? – спросил Сергей у одного из партизан.
– А кто его знает, – довольно равнодушно ответил тот. – Должно, красные балуются, они в тех концах больше бродят.
Опять Сергей почувствовал, что чего-то не понимает. «Какие красные… с кем балуются?» Он посидел немного молча. Налил себе кружку.
Присмотревшись, на рукаве у одного он увидел все ту же яркую ленту.
– Что она означает? – спросил он.
– Разное означает. Зеленый-лес и горы, где мы хоронимся; месяц со звездой-ночь, когда мы работаем.
– А малиновый?
– А малиновый? – Собеседник удивился. – Так малиновый наш искони казачий цвет.
«Что за чертовщина!» – думал Сергей.
– Ты у красных был? – опять спросил его собеседник.
– Был.
– Ну, нам наплевать. Хуть красный, хуть кто… А не коммунист ты?
– Нет.
– И не жид?
– Да нет же. Разве не видишь?
– Оно конешно, – согласился зеленый. – По волосам видно, по разговору тоже.
Вспомнив что-то, он усмехнулся:
– А то у нас история была. Прибежал как-то жидок к нам… такая поганая харя. Ваське Жеребцову как раз попался. «Товарищи, – кричит, – свой, свой!» Ворот рубашки распорол, а там документ, что комиссар, да партийный. Радуется сдуру, в лицо бумажку сует. Повели его, оказывается, белые к расстрелу, а он и удул, сукин сын.
– Ну? – спросил Сергей, чувствуя, что холодеет. – Ну что же?
– Как взяли мы его в работу! А, комиссар, песье отродье! Жидовская башка! Нам-то ты и нужен. Живуч, как черт, был: пока башку прикладом не разбили, не подыхал никак… – И, вздохнув, добавил рассказчик: – Конешно, ошибка у него вышла. Кабы он к Сошникову либо к Семенову попал, тогда другое…
Холодный пот прошиб Сергея. Он побледнел, содрогаясь при мысли о том, как недалек он был от того, чтобы разделить участь несчастного комиссара.
– Ложись спать, – предложили ему. – А то завтра вставать рано. Домой пойдем. Днем-то мы здесь не бываем – опасно.
– Оправиться схожу, – сказал, потягиваясь, Сергей и направился к двери.
– Постой, и я с тобой. А то на дворе собаки.
«Ах ты сволочь!» – изругался про себя Сергей, заметив, что тот захватывает винтовку.
Они вышли и остановились на высоком крылечке, оправляясь. Конвойный зеленый стоял на самом краю.
Сергей со всего размаха спихнул его в сторону. Зеленый с криком полетел в грязь. А Сергей рванулся через забор и помчался к деревьям. Вслед молниями засверкали выстрелы. Завизжали пули.
Что-то огнем рвануло ему плечо, и он пошатнулся, но, стиснув зубы, пересилив боль, прыгнул куда-то в чащу, под откос, и бежал дальше.
Всю ночь плутал Сергей. Взошла луна. Шатаясь, проходил он по рощам, полянам и кустам. Попал на какой-то скат и увидал далеко-далеко огни: «Должно быть, на море». Потом спустился куда-то и побрел снова. Уже когда рассветало, услыхал отголосок далекого выстрела. Бросился туда, бежал с полчаса. Остановился, прислушался… Никого… Измученный, обливающийся потом, изнывая от боли в плече, бросился Сергей на землю и долго лежал, жадно вбирая в себя освежающий холод.
Рассвело. Ночь прошла; звезды давно погасли. Бледным, призрачным пятном смотрел с неба месяц.
Вдруг близко, почти рядом, раздался звонкий, раскатистый выстрел.
«Неужели наши?.. – подумал, вскакивая, Сергей. – Или, может быть, опять какие-нибудь зеленые, голубые, розовые? Будь они все прокляты!»
Он бросился и закричал во весь голос:
– Кто-о там?
Прислушался. Не отвечал никто… Шумел по верхушкам деревьев ветер.
– Кто-оо?.. – закричал он уже с отчаянием.
– Чего зеваешь? – раздался вдруг позади грубый голос– Кого надоть?
Обернувшись, Сергей увидел выходящих из-за кустов трех вооруженных людей. У одного из них наискосок черной папахи тянулась тряпичная ярко-красная лента.
Их было трое. Один – невысокий, крепкий, с обрывком пулеметной ленты через плечо и с красной полоской на папахе – смотрел на Сергея хмуро и внимательно.
Другой – длинный, тонкий, в старой чиновничьей фуражке. На зеленом околыше была карандашом нарисована пятиконечная звезда. Винтовку держал наготове, присматриваясь к незнакомцу. Третий, который окликнул Сергея, – коренастый, широкий, с корявым мужицким лицом, обросшим рыжеватой бородой, – смотрел на него с любопытством.
– Ты кто такой? – уставившись из-под лохматых бровей и не двигаясь с места, спросил первый.
– Вы партизаны?.. Красные?
– Куда уж больше! С головы до ног, на левую пятку только краски не хватило, – усмехнувшись, ответил второй.
– Держи язык-то… брехало, – растягивая слова, перебил третий. И спросил Сергея грубовато, но не сердито: –Ты што за человек будешь? Пошто кричал-то?
– Я красный, – ответил лихорадочно Сергей. – Я убежал из города в горы, но попал к каким-то бандитам. Ночью опять убежал. Они стреляли…
– А не врешь? – хмуро оборвал его человек с красной лентой. – Может, ты шпион или офицер? – И, впившись в него глазами, добавил жестоко: – Смотри тогда! У нас расправа короткая…
Но, должно быть, было что-то искреннее в голосе и лице Сергея. И третий укоризненно ответил за него:
– Оставь, Егор, будет тебе… Не видишь, что человек правду говорит.
От усталости, перенесенных волнений и физической боли Сергей пошатывался и еле-еле стоял на ногах.
– Верно… – проговорил он тихо. – Верно, товарищи. Я врать не буду…
– Да у него кровь! – воскликнул молчавший до сих пор длинный партизан.
Забросив винтовку за плечо, он подошел к Сергею, у которого темно-красное пятно расплылось возле плеча по серой шинели.
– Откуда это?
– Я же говорю, что в меня стреляли…
Его обступили все трое. Прежняя недоверчивость исчезла. Даже Егор сказал мягче:
– Эк тебя, брат!
– Ах ты… штоб им, окаянным, пришлось! – засуетился мужичок. – Ты, парень, дойдешь? Тут недалеко. Там перевяжем.
– Дойду.
Шли недолго, с полчаса. Длинный шел впереди и тащил обе винтовки.
– Дядя Силантий, дядя Силантий! – проговорил он, оборачиваясь к мужику. – Ребята-то на нас накинутся сейчас. Белого, подумают, поймали. Даешь, мол, к ногтю.
Дорога подходила к концу. Они вышли на полянку, повернули за гору, и на небольшой площадке под крутым скатом Сергей увидал две прикорнувшие к скату землянки. Около них стояли и сидели, греясь на солнце, несколько человек.
Пришедших окружили кучею.
– Кого привели, ребята? – спросил невысокий пожилой партизан, с наганом за поясом. По татуированным рукам Сергей угадал в нем матроса.
– Наш, – коротко ответил Егор. И изругался крепко: – Чего, дьяволы, рты-то разинули? Федька, тащи чего-нибудь. Неужели не видишь, у человека плечо прострелено! Доктор хреновский!
Землянка оказалась довольно вместительной. Посреди стояла железная печка, а по сторонам, прямо по земле, лежали охапки сухих листьев. Стола не было.
Сергею поставили какой-то обрубок, и он сел. Прибежал Федька, маленький, черный, суетливый человек. В германскую войну он служил где-то санитаром и только уже здесь, в горах, был возведен товарищами в «доктора».
Притащил сумку, все содержимое которой заключалось в бутылке йода и нескольких мотках бинтов, и приступил к делу. С Сергея стащили шинель, гимнастерку и совершенно окровавленную нижнюю рубаху.
– Отойдите от света-то, черти!
Федька отогнал всех столпившихся от маленького окошка, долго осматривал рану, потом объявил, что «пуля прошла насквозь, ниже плеча, через мякоть. Кости, кажись, не задела».
– Кричать, брат, сейчас будешь, – предупредил, подходя с бутылкой, Федька, – Ну, ничего, кричи. Тут оно скоро… самую малость.
